Весна, как известно - дурное время.
Пусть даже и ранняя, еще не вступившая полностью в свои права, она горячила кровь не хуже самого пьяного вина, заставляла огонь бурлить в венах, а сны наполняла видениями о стремительном полете высоко в поднебесье. Увы, не было этой весной Зундаемиирандуску покоя, как не было и прошлой, и позапрошлой, и той, что встретил он еще давным-давно в родной пустыне - только вот сейчас дракон был один, на чужой земле и не с кем ему было подняться в небо.
Тяжела судьба изгоя, а еще тяжелее она для того, кто еще молод и чья жизнь, по сути, еще только началась. Змей отчаянно желал расправить крылья и взмыть в воздух, танцуя и красуясь, как когда-то он танцевал перед женщинами своей стаи, что прикрыв томно глаза, наблюдали снисходительно за нахальным юнцом. О, как сладко пела в такие моменты его кровь! А как стучало могучее сердце, барабанным боем отдаваясь в висках, когда Зун наперегонки бросался вместе с прочими молодым и полными удали воинами? Погоня, брачный полет, в котором свой приз - внимание и благосклонность той, что сочла себя готовой к заключению брачных уз, - получал лишь самый быстрый, самый умелый и самый выносливый.
Но увы, холодна была по весне чужая земля, так же холодна, как и воздух, в котором лишь гулким эхом отдавался звучный, полный отчаяния призывный клич дракона. Зундаемиирандуск корил себя за несдержанность, понимая, что по глупости привлек к себе слишком много внимания - но удержать все равно не мог, в то утро поднявшись стремительно в небо, золотой молнией танцуя под облаками, тщетно пытаясь найти хоть малейший отклик, услышать ответный зов. Но лишь тишина была ему ответом, тишина да отвисшие челюсти случайных крестьян и путников на дороге, что запрокинув головы, наблюдали над невиданным до селе чудом - танцующим над полями в рассветных лучах золотым драконом.
Окрестности Сильмора до сих пор гудели, обсуждая эту новость - ведь всем было давно известно, что драконы это не более чем миф! Ибо перебили этих тварей давным-давно, и слава тем давно почившим среди страниц истории рыцарям и героям, что умертвили последнего из зловредных червей. А тут, нате вам, буквально из ниоткуда возвращается к жизни самая настоящая мифическая тварь! Куда катится этот мир, спрашивается?
Да, примерного такого толка слухи и ходили среди местного люда, обрастая подробностями и разного рода небылицами, что горазды были присочинить впечатлительные обыватели. Зуна, конечно, это совершенно не радовало - однако что он мог сделать? Тем более, кровь его все еще была горяча, требуя движения, требуя танца в любой его ипостаси; и дабы не сорваться, кинувшись в бессмысленную драку или не увязавшись за очередной женщиной, он... присоединился к уличным артистам.
Странный поступок? О, еще как! Но подобный союз оказался более чем взаимовыгодным, ведь труппа неожиданно получила в свои ряды экзотично выглядящего, пленяющего взгляд танцора, что двигался с воистину огненной страстью в каждом шаге. Мимолетный и нежданный союз, участники которого даже не знали имен друг друга, сулил немалую прибыль - люди приходили поглазеть на невиданную доселе диковинку, темнокожего дикаря, что пляшет на потеху толпе. Ну а Зун, в свою очередь, находил для себя избавление в музыке, которую так старательно играли для него артисты, стараясь поддерживать нужный ритм.
Это помогало дракону забыться.
Вот и сегодня он вышел на улицу, переступая осторожно и вкрадчиво босыми ступнями по брусчатке подобно огромному, хищному коту с пятнистой шкурой, что решил позабавить себя охотой. Раздувая шумно ноздри, Зун покачнулся с ноги на ногу, ловя нужный момент, ища отправную точку, с которой можно будет начать свой танец - а музыканты, что заметили его присутствие, тут же зашикали друг на друга и резво принялись наигрывать один из известных им Канмейских мотивов.
Вот дракон стоял недвижимо - а вот он уже взорвался вихрем движений, стремясь выразить всю сжигающую его душу страсть в этом приземленном подобии брачного полета. Ему неважны были взгляды толпы, чужое внимание и восторженный свист, ибо он, закрыв глаза, погружался все глубже воспоминания о родной пустыне и жарких песках... Пока такой знакомый, золотистый и теплый отблеск не заставил Зуна вернуться обратно в реальность.
Эти глаза! На какой-то момент дракон подумал, грешным делом, что смотрит в глаза сородичу, и взгляд этот обжег ему душу - песчаное золото в обрамлении пушистых ресниц смотрело на него с миловидного, женского личика, пусть и сокрытого тенью вуали. Буквально в один удар сердца он оказался рядом, возвышаясь над Лирой и протягивая к ее лицу руку, дабы отбросить прочь мешающуюся ткань, вглядеться в расплавленное золото очей другого дракона. И не смотря на всю неоднозначность данной сцены, в движениях Зуна не чувствовалось угрозы - наоборот, его лицо озаряла робкая надежда, а ладонь двигалась так легко и осторожно, словно он пытался коснуться маленького, пугливого зверька.
Но только лишь чуть приподняв ткань, даже не откинув ее в сторону, дракона постигло жестокое разочарование, что было видно по его вмиг потухшему взору и поникшим горестно плечам. Не золото драконьих глаз скрывалось за вуалью, а лишь светло-карие, янтарные и насквозь человечьи очи.
- Прошу... прощения, - с трудом выдавил он из себя, отворачиваясь в сторону и тяжело, гулко сглатывая. - Я обознался.